Виктор астафьев веселый солдат анализ. «Веселый солдат» Виктор Астафьев. Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

Медицина

«Почему я стал писать? Потому что ничего другого покалеченный на войне я делать не умел и не мог. Решил себе таким образом зарабатывать на жизнь. И это дело, писательство, выполнять по-русски добросовестно...», – говорил В.П. Астафьев.

Виктор Петрович Астафьев (1924-2001) писатель-фронтовик, прозаик, классик русской прозы ХХвека. Его произведения являются неизменно автобиографичными. Критик В. Курбатов назвал творчество В.П. Астафьева «книгой одной жизни».

Виктор Астафьев впервые разрушил сложившиеся в советское время каноны изображения и представления войны, сказав о ней жестокую правду и утверждая право автора-фронтовика на память о «своей» войне.

Только 55 лет спустя, впору подведения жизненных итогов, он смог до конца освободиться от страхов, иллюзий, комплексов и мифов той войны и рассказал о ней не просто правду, но то, что выше правды – как оно было на самом деле.

«Весёлый солдат» – это последняя повесть В.П. Астафьева, начинающаяся эпиграфом из Н.В. Гоголя, который сильно контрастирует с названием: «Боже! Пусто и страшно становится в Твоём мире».

Автор писал повесть 10 лет (1987-1997). Весёлый солдат – это он, израненный молодой солдат Астафьев, возвращающийся с фронта и примеривающийся к мирной гражданской жизни. Огромная пропасть стоит между солдатской массой и «полномочными» людьми.

«Весёлый солдат» – это не только описание обычной жизни человека, его семьи, любви, но и описание действительности, ужасной действительности. Основным пространством военной прозы Астафьева становятся сырые, мрачные казармы, промороженные бараки, распределители и сортировки, где «вечный шум, гам, воровство, грязь, пьянство, драки, спекуляции...». В «Весёлом солдате» граница между художественной изобразительностью и исповедальностью автора вообще исчезнет. Астафьев перестаёт маскироваться за масками вымышленных героев, станет повествовать о жизни демобилизованного, только вернувшегося с войны, рассказывать о себе.

Во всём этом ужасе было место и для любви. Нежные чувства испытывает герой к Анне, медсестре, сопровождавшей солдата в поезде. В конце войны он находит свою настоящую любовь, женится на ней. Но дальше начинаются трудные гражданские дни. И уже начинается «война» с обычной мирной жизнью, которая, может быть, иногда хуже войны, с которой только что вернулся солдат.

Цитата из повести Виктора Астафьева «Весёлый солдат»:

«…Нечего сказать, мудро устроена жизнь на нашей прекрасной планете, и, кажется, «мудрость» эта необратима, неотмолима и неизменна: кто-то кого то все время убивает, ест, топчет, и самое главное — вырастил и утвердил человек убеждение: только так, убивая, поедая, топча друг друга, могут сосуществовать индивидуумы земли на земле…».

Смотрите документальный фильм «Виктор Астафьев. Весёлый солдат» (2010, авт. и реж. Андрей Зайцев).

Книги рельефно-точечного шрифта

Астафьев, В. П. Звездопад [Шрифт Брайля] : повесть / В. П. Астафьев. – М. : Просвещение, 1976. – 2 кн. (Междустрочечный шрифт). – С изд.: М. : Современник,1975.

Астафьев, В. П. Прокляты и убиты. Ч. 1 [Шрифт Брайля] : роман / В. П. Астафьев. – М. : «Репро», 1996. – 7 кн.

Астафьев, В. П. Прокляты и убиты. Ч. 2 [Шрифт Брайля] : роман / В. П. Астафьев. – М. : «Репро», 1998. – 9 кн.

«Говорящие» книги на кассетах

Астафьев, В. П. Весёлый солдат [Звукозапись] : повесть / В. П. Астафьев. – М. : «Логос» ВОС, 2000. – 3 мфк., (10 час.48 мин.) : 2,38 см/с, 4 доp. – С изд.: «Новый мир». – 1998. – N5-6.

Астафьев, В. П. Прокляты и убиты. Ч.1 [Звукозапись] : роман / В. П. Астафьев. – М. : «Логос» ВОС, 1993. – 4 мфк., (13 час.51 мин.) : 2,38 см/с, 4 доp. – С изд.: «Новый мир». – 1992. – N10-12.

Астафьев, В. П. Прокляты и убиты. Ч.2 [Звукозапись] : роман / В. П. Астафьев. – М. : «Логос» ВОС, 1995. – 5 мфк., (16 час.36 мин.) : 2,38 см/с, 4 доp. – С изд.: «Новый мир». – 1994. – N10-12.

Аудиокниги на CD

Астафьев, В. П. Где-то гремит война [Электронный ресурс] / В. П. Астафьев; читает Д. Назаров. – М., 2006. – 1 эл. опт. диск (CD-ROM) (03ч.13 мин). – Запись произведена в формате MP3.

Астафьев, В. П. Прокляты и убиты. [Звукозапись] : роман / В. П. Астафьев; читает Л. Деркач. – М. : МедиаЛаб, 2013. – 2 эл. опт. диск (CD-ROM) (41 час.30 мин.).

Аудиокниги на флеш-картах

Астафьев, В. П. Весёлый солдат [Электронный ресурс] : повесть / В. П. Астафьев; читает В. Герасимов. Поворотный день; Сердца моего боль: повести и рассказы / В. О. Богомолов; читает В. Лебедева. – Ставрополь: Ставроп. краев. б-ка для слепых и слабовидящих им. В. Маяковского, 2011. – 1 фк., (52 час.45 мин.). Астафьев, В. П. Избранное: Прокляты и убиты [Текст] : роман / В. П. Астафьев. – М. : Терра, 1999. – 640 с.

Астафьев, В. П. Повести. Рассказы. Эссе [Текст] / В. П. Астафьев. – Екатеринбург: У-Фактория, 2000. – 704 с.

Четырнадцатого сентября одна тысяча девятьсот сорок четвертого года я убил человека. Немца. Фашиста. На войне.

Случилось это на восточном склоне Дуклинского перевала, в Польше. Наблюдательный пункт артиллерийского дивизиона, во взводе управления которого я, сменив по ранениям несколько военных профессий, воевал связистом переднего края, располагался на опушке довольно-таки дремучего и дикого для Европы соснового леса, стекавшего с большой горы к плешинкам малоуродных полей, на которых оставалась неубранной только картошка, свекла и, проломанная ветром, тряпично болтала жухлыми лохмотьями кукуруза с уже обломанными початками, местами черно и плешисто выгоревшая от зажигательных бомб и снарядов.

Гора, подле которой мы стали, была так высока и крутоподъемна, что лес редел к вершине ее, под самым небом вершина была и вовсе голая, скалы напоминали нам, поскольку попали мы в древнюю страну, развалины старинного замка, к вымоинам и щелям которого там и сям прицепились корнями деревца и боязно, скрытно росли в тени и заветрии, заморенные, кривые, вроде бы всего – ветра, бурь и даже самих себя – боящиеся.

Склон горы, спускаясь от гольцов, раскатившийся понизу громадными замшелыми каменьями, как бы сдавил оподолье горы, и по этому оподолью, цепляясь за камни и коренья, путаясь в глушине смородины, лещины и всякой древесной и травяной дури, выклюнувшись из камней ключом, бежала в овраг речка, и чем дальше она бежала, тем резвей, полноводней и говорливей становилась.

За речкой, на ближнем поле, половина которого уже освобождена и зелено светилась отавой, покропленной повсюду капельками шишечек белого и розового клевера, в самой середине был сметан осевший и тронутый чернью на прогибе стог, из которого торчали две остро обрубленные жерди. Вторая половина поля была вся в почти уже пониклой картофельной ботве, где подсолнушкой, где ястребинкой взбодренная и по меже густо сорящими лохмами осота.

Сделав крутой разворот к оврагу, что был справа от наблюдательного пункта, речка рушилась в глубину, в гущу дурмана, разросшегося и непролазно сплетенного в нем. Словно угорелая, речка с шумом вылетала из тьмы к полям, угодливо виляла меж холмов и устремлялась к деревне, что была за полем со стогом и холмом, на котором он высился и просыхал от ветров, его продуваемых.

Деревушку за холмом нам было видно плохо – лишь несколько крыш, несколько деревьев, востренький шпиль костела да кладбище на дальнем конце селенья, все ту же речку, сделавшую еще одно колено и побежавшую, можно сказать, назад, к какому-то хмурому, по-сибирски темному хутору, тесом крытому, из толстых бревен рубленному, пристройками, амбарами и банями по задам и огородам обсыпанному. Там уже много чего сгорело и еще что-то вяло и сонно дымилось, наносило оттуда гарью и смолевым чадом.

В хутор ночью вошла наша пехота, но сельцо впереди нас надо было еще отбивать, сколько там противника, чего он думает – воевать дальше или отходить подобру-поздорову, – никто пока не знал.

Наши части окапывались под горой, по опушке леса, за речкой, метрах от нас в двухстах шевелилась на поле пехота и делала вид, что тоже окапывается, на самом же деле пехотинцы ходили в лес за сухими сучьями и варили на пылких костерках да жрали от пуза картошку. В деревянном хуторе еще утром в два голоса, до самого неба оглашая лес, взревели и с мучительным стоном умолкли свиньи. Пехотинцы выслали туда дозор и поживились свежатиной. Наши тоже хотели было отрядить на подмогу пехоте двух-трех человек – был тут у нас один с Житомирщины и говорил, что лучше его никто на свете соломой не осмолит хрюшку, только спортит. Но не выгорело.

Обстановка была неясная. После того как по нашему наблюдательному пункту из села, из-за холма, довольно-таки густо и пристрелянно попужали разика два минометами и потом начали поливать из пулеметов, а когда пули, да еще разрывные, идут по лесу, ударяются в стволы, то это уж сдается за сплошной огонь и кошмар, обстановка сделалась не просто сложной, но и тревожной.

У нас все сразу заработали дружнее, пошли в глубь земли быстрее, к пехоте побежал по склону поля офицер с пистолетом в руке и все костры с картошкой распинал, разок-другой привесил сапогом кому-то из подчиненных, заставляя заливать огни. До нас доносило: «Раздолбаи! Размундяи! Раз…», ну и тому подобное, привычное нашему брату, если он давно пребывает на поле брани.

Мы подзакопались, подали конец связи пехоте, послали туда связиста с аппаратом. Он сообщил, что сплошь тут дядьки, стало быть, по западно-украинским селам подметенные вояки, что они, нажравшись картошек, спят кто где и командир роты весь испсиховался, зная, какое ненадежное у него войско, так мы чтоб были настороже и в боевой готовности.

Крестик на костеле игрушечно мерцал, возникая из осеннего марева, сельцо обозначилось верхушками явственней, донесло от него петушиные крики, вышло в поле пестренькое стадо коров и смешанный, букашками по холмам рассыпавшийся табунчик овец и коз. За селом холмы, переходящие в горки, затем и в горы, далее – грузно залегший на земле и синей горбиной упершийся в размытое осенней жижей поднебесье тот самый перевал, который перевалить стремились русские войска еще в прошлую, в империалистическую, войну, целясь побыстрее попасть в Словакию, зайти противнику в бок и в тыл и с помощью ловкого маневра добыть поскорей по возможности бескровную победу. Но, положив на этих склонах, где мы сидели сейчас, около ста тысяч жизней, российские войска пошли искать удачи в другом месте.

Стратегические соблазны, видимо, так живучи, военная мысль так косна и так неповоротлива, что вот и в эту, в «нашу» уже, войну новые наши генералы, но с теми же лампасами, что и у «старых» генералов, снова толклись возле Дуклинского перевала, стремясь перевалить его, попасть в Словакию и таким вот ловким, бескровным маневром отрезать гитлеровские войска от Балкан, вывести из войны Чехословакию и все Балканские страны, да и завершить поскорее всех изнурившую войну.

Но немцы тоже имели свою задачу, и она с нашей не сходилась, она была обратного порядка: они не пускали нас на перевал, сопротивлялись умело и стойко. Вечером из сельца, лежащего за холмом, нас пугнули минометами. Мины рвались в деревах, поскольку ровики, щели и ходы сообщений не были перекрыты, сверху осыпало нас осколками – на нашем и других наблюдательных пунктах артиллеристы понесли потери, и немалые, по такому жиденькому, но, как оказалось, губительному огню. Ночью щели и ровики были подрыты в укос, в случае чего от осколков закатишься под укос – и сам тебе черт не брат, блиндажи перекрыты бревнами и землей, наблюдательные ячейки замаскированы. Припекло!

Ночью впереди нас затеплилось несколько костерков, пришла сменная рота пехоты и занялась своим основным делом – варить картошку, но окопаться как следует рота не успела, и утром, только от сельца застреляли, затрещали, на холм с гомоном взбежали россыпью немцы, наших будто корова языком слизнула. Обожравшаяся картошкой пехота, побрякивая котелками, мешковато трусила в овраг, не раздражая врага ответным огнем. Какой-то кривоногий командиришко орал, палил из пистолета вверх и по драпающим пальнул несколько раз, потом догнал одного, другого бойца, хватал их за ворот шинели, то по одному, то двоих сразу валил наземь, пинал. Но, полежав немного, дождавшись, когда неистовый командир отвалит в сторону, солдаты бегли дальше или неумело, да шустро ползли в кусты, в овраг.

Боевые эти вояки звались «западниками» – это по селам Западной Украины заскребли их, забрили, немножко подучили и пихнули на фронт.

Изъезженная вдоль и поперек войнами, истерзанная нашествиями и разрухами, здешняя земля давно уже перестала рожать людей определенного пола, бабы здешние были храбрее и щедрее мужиков, характером они скорее шибали на бойцов, мужики же были «ни тэ ни сэ», то есть та самая нейтральная полоска, что так опасно и ненадежно разделяет два женских хода: когда очумелый от страсти жених или просто хахаль, не нацелясь как следует, угодит в тайное место, то так это и называется попасть впросак. Словом, была и осталась часть мужская этой нации полумужиками, полуукраинцами, полуполяками, полумадьярами, полубессарабами, полусловаками и еще, и еще кем-то. Но кем бы они ни были, воевать они в открытую отвыкли, «всех врагов» боялись, могли «бытись» только из-за угла, что вскорости успешно и доказали, после войны вырезая и выбивая друг дружку, истребляя наше оставшееся войско и власти битьем в затылок.

Светлой и горькой памяти дочерей моих Лидии и Ирины.

Боже! пусто и страшно становится в Твоем мире!

Н. В. Гоголь

Часть первая

Солдат лечится

Гора, подле которой мы стали, была так высока и крутоподъемна, что лес редел к вершине ее, под самым небом вершина была и вовсе голая, скалы напоминали нам, поскольку попали мы в древнюю страну, развалины старинного замка, к вымоинам и щелям которого там и сям прицепились корнями деревца и боязно, скрытно росли в тени и заветрии, заморенные, кривые, вроде бы всего - ветра, бурь и даже самих себя - боящиеся.

Деревушку за холмом нам было видно плохо - лишь несколько крыш, несколько деревьев, востренький шпиль костела да кладбище на дальнем конце селенья, все ту же речку, сделавшую еще одно колено и побежавшую, можно сказать, назад, к какому-то хмурому, по-сибирски темному хутору, тесом крытому, из толстых бревен рубленному, пристройками, амбарами и банями по задам и огородам обсыпанному. Там уже много чего сгорело и еще что-то вяло и сонно дымилось, наносило оттуда гарью и смолевым чадом.

В хутор ночью вошла наша пехота, но сельцо впереди нас надо было еще отбивать, сколько там противника, чего он думает - воевать дальше или отходить подобру-поздорову, - никто пока не знал.

Наши части окапывались под горой, по опушке леса, за речкой, метрах от нас в двухстах шевелилась на поле пехота и делала вид, что тоже окапывается, на самом же деле пехотинцы ходили в лес за сухими сучьями и варили на пылких костерках да жрали от пуза картошку. В деревянном хуторе еще утром в два голоса, до самого неба оглашая лес, взревели и с мучительным стоном умолкли свиньи. Пехотинцы выслали туда дозор и поживились свежатиной. Наши тоже хотели было отрядить на подмогу пехоте двух-трех человек - был тут у нас один с Житомирщины и говорил, что лучше его никто на свете соломой не осмолит хрюшку, только спортит. Но не выгорело.

Крестик на костеле игрушечно мерцал, возникая из осеннего марева, сельцо обозначилось верхушками явственней, донесло от него петушиные крики, вышло в поле пестренькое стадо коров и смешанный, букашками по холмам рассыпавшийся табунчик овец и коз. За селом холмы, переходящие в горки, затем и в горы, далее - грузно залегший на земле и синей горбиной упершийся в размытое осенней жижей поднебесье тот самый перевал, который перевалить стремились русские войска еще в прошлую, в империалистическую, войну, целясь побыстрее попасть в Словакию, зайти противнику в бок и в тыл и с помощью ловкого маневра добыть поскорей по возможности бескровную победу. Но, положив на этих склонах, где мы сидели сейчас, около ста тысяч жизней, российские войска пошли искать удачи в другом месте.

Но немцы тоже имели свою задачу, и она с нашей не сходилась, она была обратного порядка: они не пускали нас на перевал, сопротивлялись умело и стойко. Вечером из сельца, лежащего за холмом, нас пугнули минометами. Мины рвались в деревах, поскольку ровики, щели и ходы сообщений не были перекрыты, сверху осыпало нас осколками - на нашем и других наблюдательных пунктах артиллеристы понесли потери, и немалые, по такому жиденькому, но, как оказалось, губительному огню. Ночью щели и ровики были подрыты в укос, в случае чего от осколков закатишься под укос - и сам тебе черт не брат, блиндажи перекрыты бревнами и землей, наблюдательные ячейки замаскированы. Припекло!

Ночью впереди нас затеплилось несколько костерков, пришла сменная рота пехоты и занялась своим основным делом - варить картошку, но окопаться как следует рота не успела, и утром, только от сельца застреляли, затрещали, на холм с гомоном взбежали россыпью немцы, наших будто корова языком слизнула. Обожравшаяся картошкой пехота, побрякивая котелками, мешковато трусила в овраг, не раздражая врага ответным огнем. Какой-то кривоногий командиришко орал, палил из пистолета вверх и по драпающим пальнул несколько раз, потом догнал одного, другого бойца, хватал их за ворот шинели, то по одному, то двоих сразу валил наземь, пинал. Но, полежав немного, дождавшись, когда неистовый командир отвалит в сторону, солдаты бегли дальше или неумело, да шустро ползли в кусты, в овраг.

Боевые эти вояки звались «западниками» - это по селам Западной Украины заскребли их, забрили, немножко подучили и пихнули на фронт.

Астафьев В.П. Весёлый солдат

Светлой и горькой памяти дочерей моих Лидии и Ирины.

Боже! пусто и страшно становится в Твоем мире!

Н. В. Гоголь

Часть первая

Солдат лечится

Гора, подле которой мы стали, была так высока и крутоподъемна, что лес редел к вершине ее, под самым небом вершина была и вовсе голая, скалы напоминали нам, поскольку попали мы в древнюю страну, развалины старинного замка, к вымоинам и щелям которого там и сям прицепились корнями деревца и боязно, скрытно росли в тени и заветрии, заморенные, кривые, вроде бы всего - ветра, бурь и даже самих себя - боящиеся.

Наши части окапывались под горой, по опушке леса, за речкой, метрах от нас в двухстах шевелилась на поле пехота и делала вид, что тоже окапывается, на самом же деле пехотинцы ходили в лес за сухими сучьями и варили на пылких костерках да жрали от пуза картошку. В деревянном хуторе еще утром в два голоса, до самого неба оглашая лес, взревели и с мучительным стоном умолкли свиньи. Пехотинцы выслали туда дозор и поживились свежатиной. Наши тоже хотели было отрядить на подмогу пехоте двух-трех человек - был тут у нас один с Житомирщины и говорил, что лучше его никто на свете соломой не осмолит хрюшку, только спортит. Но не выгорело.

Крестик на костеле игрушечно мерцал, возникая из осеннего марева, сельцо обозначилось верхушками явственней, донесло от него петушиные крики, вышло в поле пестренькое стадо коров и смешанный, букашками по холмам рассыпавшийся табунчик овец и коз. За селом холмы, переходящие в горки, затем и в горы, далее - грузно залегший на земле и синей горбиной упершийся в размытое осенней жижей поднебесье тот самый перевал, который перевалить стремились русские войска еще в прошлую, в империалистическую, войну, целясь побыстрее попасть в Словакию, зайти противнику в бок и в тыл и с помощью ловкого маневра добыть поскорей по возможности бескровную победу. Но, положив на этих склонах, где мы сидели сейчас, около ста тысяч жизней, российские войска пошли искать удачи в другом месте.

Но немцы тоже имели свою задачу, и она с нашей не сходилась, она была обратного порядка: они не пускали нас на перевал, сопротивлялись умело и стойко. Вечером из сельца, лежащего за холмом, нас пугнули минометами. Мины рвались в деревах, поскольку ровики, щели и ходы сообщений не были перекрыты, сверху осыпало нас осколками - на нашем и других наблюдательных пунктах артиллеристы понесли потери, и немалые, по такому жиденькому, но, как оказалось, губительному огню. Ночью щели и ровики были подрыты в укос, в случае чего от осколков закатишься под укос - и сам тебе черт не брат, блиндажи перекрыты бревнами и землей, наблюдательные ячейки замаскированы. Припекло!

Данный роман очень особенное произведение о войне. Ведь именно в этом произведении показывает войну с какой-то другой стороны. Роман состоит из двух часть первая, из которых называет «Солдат лечится». Эта часть повествует о том, что за солдат в госпитале ни кто не лечит. Единственным методом лечения является гипс, его налаживают всем поступившим. От длительности его лежание, они становились очень грязными, похожими на доспехи, под гипсом заводятся клопы и даже черви. Бойцы, чтобы облегчить свое положения засовали под гипс спицу или обрабатывали его марганцовки. Медперсонал виде,такое лечение грозили, что отправят солдат в штрафбат. Однако кроме отрицательных образов в данной части есть и положительные герои.

Вторая часть данного романа тоже очень трудная при прощении. Она называется «Солдат женится». Эта часть показывает душевные страдание солдата после войны, которого кроме воспоминание о войне, гложет социальная неустроенность, а также не понимание и безразличие окружающих. Здесь показывается, что солдат женится, знакомится с семьей жены, у них появляется свои дети, еще он работает, а также учится в вечерней школе. Денег не хватает, описывается такая ситуация, что при нехватки денег герой продает пару белья, чтобы сделать фото на паспорт. Очень тяжелым моментом в произведении является, тот когда у героя умирает дочка, по причине плохого лечение в медучреждении и нехватки еды, а также безразличие окружающих, так жена его просила у женщин, чтобы они покормили материнским молоком ее ребенка, но получила отказ. Также брат жены повесился. Сестра жены умерла при родах, а ее муж сбежав оставив ребенка.

Автор назвал данное произведение именно веселый солдат, зацепившись за слова пленного немца. Произведение очень тяжелое, но оно показывает, что надо ценить в жизни положительные момент, так негатив преодолеть легче.

Картинка или рисунок Веселый солдат

Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

Краткое содержание Алексин Самый счастливый день
Рассказ начинается со слов учительницы Валентины Георгиевны о том, что скоро наступят зимние каникулы. Она желает детям, чтобы каждый день был наполнен хорошими событиями.
Краткое содержание сказка Лисичка-сестричка и волк
В далеком краю жили дед да бабка. Одним прекрасным днем дед на повозке поехал на рыбалку, наловил рыбы и по дроге домой по среди пути, лиса лежит
Краткое содержание сказки Два мороза
Два брата Мороза решили повеселиться, людей поморозить. Тут как раз увидели, что с одной стороны барин едет, в шубе медвежьей, а с другой стороны едет мужичок, в рваном полушубочке.
Краткое содержание Исповедь Лев Толстой
Лев Толстой пишет о том, что потерял свою детскую веру после того, как его старший брат пришел и сказал, что Бога нет. А чуть позднее он перестала становиться на молитву после рассказа некого С.
Краткое содержание Лермонтов Фаталист (глава из рассказа Герой нашего времени)
Печорин на протяжении двух недель живёт в казачьей станице. У офицеров была традиция собираться каждый вечер и играть в карты. Однажды после игры они начали обсуждать одно из мусульманских поверий